Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник]
— Наивность — свидетельство не глупости, а чистоты души. — Эту фразу сыщик где-то вычитал и часто употреблял.
— Спасибо за комплимент, перейдем к делу, — довольно резко сказал Бунич. — Вы не арестовали моих ребят с порошком в руках, не арестовали и считаете, что я вам должен. Так я с чистой душой заявляю: пошли вы к чертовой матери! Вы не арестовали близнят лишь потому, что вам было необходимо, чтобы груз проследовал до станции назначения, то есть до Рогового. И этот боров арестован, вы своего добились, поздравляю! Я вам ничего не должен! Хотите просить — просите, только не как долг, а как услугу от человека малознакомого.
— Малознакомый человек, если сумеете остыть и чуть поумнеть, перезвоните. В течение двух часов я дома. — Гуров положил трубку.
Дитер лежал на диване, так увлекся О. Генри, что забыл, где находится. Гуров взглянул на парня с раздражением и сказал:
— Я сейчас буду мыть пол, вытирать пыль, в общем, заниматься уборкой, — и саркастически добавил: — Помощи не прошу, ты от мытья посуды чуть в обморок не упал.
Дитер резко сел, отложил книжку, спросил:
— Почему вы все время меня обижаете?
— Извини! Я не тебя обижаю, а не хочу мыть пол! Понятно?
— Нет. Надо нанять женщину, которая приходила бы и убирала квартиру.
— Если я буду платить уборщице, то спрашивается, что я жрать буду?
— Понятно. Ваша страна — ваша жизнь, мыть, тереть будем вместе. — Дитер поднялся, начал раздеваться. — У меня есть рабочий комбинезон. Давай порошки, щетки, шампунь, чего там надо.
Естественно, что у сыщика мало чего было, но мужики были здоровые, квартира маленькой, и через два часа сопенья, поминанья черта на немецком и большого количества слов на русском уборка закончилась.
В разгар работы заскочил Боря Вакуров, взял марки, кейс, взглянул ошалело на полуголого, грязного полковника и смылся.
Самую чистую квартиру можно продолжать вылизывать и самую грязную даже не подметать. Квартира полковника находилась в нормальном для России состоянии, а для жилья холостяка так просто люкс. Уборку Гуров затеял, чтобы отвлечься, не смотреть на часы в ожидании звонка Бунича. К тому же сыщик заметил, как вчера гость мазнул по серванту пальцем и поморщился. Значит, вы, немцы, чистоплотны, а мы, русские, слов не найти? Так на тебе, узнай, что почем и сколько стоит! Порошки, шампуни, щетки? А на четвереньках, простым мылом и тряпочкой, тебе плохо будет? Гуров работал босиком, в закатанных под колени тренировочных штанах, без рубашки. Дитер поглядывал на русского полковника, на его мускулистый, без лишней жиринки торс, на пулевое ранение под лопаткой и думал о том, что ему, молодому инспектору, повезло, русский, как и говорили, человек нестандартный, настоящий сыщик высшего класса. Кроме того, Дитер чувствовал, что, несмотря на резкость, внешнюю грубость, русский относится к нему, молодому коллеге, хорошо, с искренней симпатией, хотя и несколько снисходительно. Хотя инспектор неоднократно слышал, что русские живут бедно, но машина и квартира полковника полиции, занимавшего в главном управлении министерства большую должность, то, что полковник вынужден сам мыть пол убогой квартиры, а в холодильнике у него нет элементарной еды, потрясло молодого немца. Какого черта работать, рискуя жизнью, как поддерживать великолепную физическую форму, если ты не можешь даже поесть нормально?
Они приняли душ, парадно оделись. Дитер сразу отметил, что и костюм, и галстук полковника изготовлены в Германии, только очень давно, лет семь-восемь назад, но сидели так ловко на литой, статной фигуре, что старомодность не бросалась в глаза, даже наоборот, подчеркивала индивидуальность человека, который одевается не как все, а как ему хочется.
Дитер еще не понял, что хозяин одевается не как ему хочется, а носит вещи, подаренные ему папой генералом, который служил много лет в ГДР, а ныне пенсионер и копает грядки на огороде. Немец еще многого не понимал, но у него будет возможность мало-мальски узнать, что почем в этой России.
Гуров взглянул на часы и зевнул, когда он нервничал, его, независимо от времени суток, начинало клонить в сон. «Бунич не позвонил, значит, я промахнулся, — думал сыщик и неизвестно отчего вспомнил любимую книгу детства «Маугли». «Акела промахнулся! Акела промахнулся!» — кричали молодые волки. Что ж, я не в первый раз промахнулся», — рассудил Гуров, пожал плечами и закурил первую сигарету. Последнее время он ограничивал себя в куреве и спиртном. Всему виной эти чертовы американцы — что хотят, то и делают. Пили и курили, как все нормальные люди, а судя по фильмам, так и больше. И неожиданно сказали: «О'кей, ребята, нужна здоровая нация». Сегодня курить в Америке неприлично, курят и пьют только люди второго сорта.
Сыщик жил в России, но не желал признавать, что у кого-то, хоть в Америке, хоть в Антарктиде, характер и воля тверже, чем у него, Льва Гурова.
Явился Боря Вакуров, бросил на диван кейс и сказал:
— Полтора миллиона, Лев Иванович, купюры, как вы и приказали, разные, но не мельче четвертака.
— Спасибо, Боря. — Гуров хлопнул оперативника по плечу, снял трубку зазвонившего телефона: — Слушаю.
— Извините, господин полковник, задержка получилась — потеряли ваш телефон, — сказал Бунич. — Так на чем мы остановились?
— Пустяки, Лев Ильич, случается, — ответил Гуров и махнул на Дитера и Вакурова рукой, мол, выметайтесь и прикройте за собой дверь. — Я, тезка, ваши последние фразы не расслышал. У вас в… — он назвал город, — позиции имеются?
— Кое-что найдем.
— Я туда собираюсь подскочить на несколько дней…
— Несчастные люди, — вздохнул Бунич.
— Это не ваши партнеры, вы же знаете мое направление, тезка.
— Атомная бомба не артиллерийский снаряд. У нас вы тоже имели направление, а я до сегодняшнего дня по зоне бегаю.
Ясно было, что Бунич, взвесив «за» и «против», выбрал худой мир, сдался, и теперь сыщику следует вести разговор в самом дружеском тоне.
— Брось, тезка, мы знаем цену друг другу, и, пока наши пути не пересекаются, аварии не произойдет. Мои поездки, как ты понимаешь, вызваны не тягой к перемене мест. Мне необходимо заскочить в этот город, а остановиться негде, да и с транспортом напряженка.
Бунич принял и тон, и обращение на «ты».
— Я этот вопрос решу, но меня интересует твоя легенда. Я же должен человеку объяснить, для кого, ради чего я прошу.
— Очень просто, — ответил Гуров. — Молодой коммерсант из Гамбурга. Дела немца тебя не интересуют, но ты бываешь в Германии, и парень — партнер твоего партнера, отказывать неразумно.
— Великолепно. — Чувствовалось, что Бунич улыбается. — Но ты не шибко молодой, не немец и не из Гамбурга.
— Тезка, обижаешь! — возмутился сыщик. — Будет натуральный молодой немец из Гамбурга.
— Тогда нет проблем, когда вы явитесь?
— Послезавтра, утренним рейсом, — ответил сыщик. — Завтра вечером мне надо знать адрес и все прочее.
— Я позвоню. В аэропорту вас встретят из конторы. Не обижайся, полковник, но ваши спецы могут прикатить на засвеченной тачке. А мне это абсолютно не нужно.
— Не обижаюсь, понимаю, приму меры, — сказал Гуров. — Есть еще момент, более деликатный. — Он вздохнул. — Если ты откажешь, я не только не обижусь, а приму как должное.
— Не играй и выкладывай.
Сыщик изложил свою просьбу, после короткой паузы коммерсант ответил отказом. Они пожелали друг другу всего наилучшего и расстались до завтрашнего вечера.
Глава 3
В чужом городе
Кончался сентябрь, погода в такое время в центральной части России непредсказуема. Сыщики вышли из здания аэровокзала, их встретили ветер, хмарь, грязь, которая исчезает в России только под снегом, и огромная мертвая голова, хотя и без кепки, но с характерным каменным прищуром.
Дитер, насмотревшись в Москве, в аэропорту, в самолете, уже ничему не удивлялся, воспринимал окружающий мир с философским равнодушием, спокойно спросил:
— Почему не убрали? — И кивнул на каменного идола.
— В нас много загадочного, парень. — Гуров оглянулся.
— Господа иностранцы, за десять долларов я вас отвезу на край света, — сказал парень лет тридцати, подбрасывая на ладони ключи и развязно улыбаясь.
— Доллары? — произнес Дитер с ужасным акцентом. — А дойчмарки можно?
Так произошел обмен паролями.
— Ну что с вами поделаешь? — ощерился парень, взял у Дитера один из чемоданов и зашагал к машине.
«Жигули» были такие грязные, что номер практически не проглядывался. Внутри машина оказалась чистая, ухоженная. Когда они отъехали от аэропорта на значительное расстояние, водитель свернул на проселок, повернулся, лицо у него было серьезное, глаза с хитринкой. Он взглянул на Гурова и сказал:
— Здравствуйте, Лев Иванович, вам поклон от Алексея Алексеевича. Я оперативный уполномоченный капитан Михеев. — И после небольшой паузы добавил: — Василий.
